— А ну ешьте быстрее! А то бабайку позову!
Это сказала нам нянечка. Огромная, под потолок, вся в белом. Белая шапочка, белый халат, белые шаровары. Только разношенные тряпочные шлепанцы были какого-то неопределенного, но явно не белого цвета. Пахло от нее свежеиспеченной сдобой и покупным яблочным повидлом.
Уже вечер, темно. Нас очень много. По четыре за столиком. Я, правда, не умею считать, но четыре — число маленькое, и я его воспринимаю как-то абстрактно. По одному на сторону квадрата.
Мы ели плохо. На ужин дали запеканку из макарон. Наверняка из тех, что мы не доели утром. Яиц добавили мало, так что макароны были похожи на прессованные. Как мороженная рыба в гастрономе. Запеканку поливали сметаной, но сметану я уже съел.
Мы все уже съели сметану и никто не ел макарон. Но теперь — другое дело. Бабайка — это не обычная угроза. Это реальная опасность, липкий страх.
Мы давимся макаронами, стоит звон ложечек по тарелкам — мы ребром ложки отваливаем куски макаронной породы. Это нелегко, потому что ложки алюминиевые, толстые. Домашней стальной ложкой я бы покусковал запеканку в два счета.
Бабайка — это как мохнатый паук, вся в липкой паутине и в пыли. Она прячется под шкафами, в темных углах, за холодильником. Может и есть вещи пострашнее, но сейчас я боюсь только ее. Самое страшное — это то, что в коридоре идет разговор. Между воспитательницей и какой-то тенью. Стеклянная дверь покрашена белой краской, так что виден только силуэт.
Хочется верить, что воспитательница беседует с кем-то из родителей. Но нянечка ясно сказала: отдаст бабайке. И показала пальцем на темный силуэт.
Желудок поднимается к горлу, колени дрожат, руки трясутся, на глаза наворачиваются слезы, по спине катятся капли холодного пота… Мы не хотим к бабайке!
Быстро проглотили макароны, выпили холодное несладкое какао серого цвета с мерзкой молочной пенкой. По команде сказали «Спа-си-бо».
И дверь в коридор открылась. Там стоят еще два гиганта — воспитательница и старший брат одного из нас. Просто горилла. Кинг-Конг какой-то. Рука сломана, в гипсе и висит на перевязи. Наверное, сломал в драке с другим великаном-пятиклассником.
Бабайки нет. Она, наверное, договорилась о чем-то с воспитательницей и ушла, пока мы пили какао. Мы быстро все съели, и она ничего с нами сегодня сделать уже не сможет.
За мной приходит мама. Я рассказываю про бабайку, но она слушает невнимательно. Эти взрослые такие беспечные! Не понимают, что опасность рядом. Очень близко. Всегда.
Сколько мне было тогда? Полтора или два? Точно помню, что это было зимой. Так или иначе, первое, что я запомнил в своей жизни — это вкус макаронной запеканки, страх перед бабайкой и запах свежих булочек с яблочным повидлом.
